Проверьте ваш почтовый ящик! Check your mailbox!
Сегодня

5 декабря: апостолов Филимона и Архиппа и мученицы Апфии; священномученика Иоасафа, епископа Могилёвского ...

Содержание
Главная Nota Bene! Читаем Евангелие Библиотека православная Аудиоматериалы Искусство с мыслью о Боге Для детей и родителей "Врата Небесные" Задать вопрос священнику Словарь Православия Фотогалерея
История Церкви Сестринское служение Иконы Богородицы Память угодников Божиих
Дарога да святыняў Ютубканал
Архив Dei Verbo Контакты «Поддержите наш проект!»
Рекомендуем


Неочевидное, но вероятное


В истории церковной культуры Беларуси наблюдается явление, повергающее исследователя по меньшей мере в глубокое недоумение. И как тут не недоумевать! В сохранившихся богослужебных и четьих сборниках XV–XVII веков, созданных на землях Беларуси (точнее — Великого Княжества Литовского (ВКЛ), вкоторое входили нынешние белорусские земли), почти не встречаются жития или хотя бы памяти местных подвижников христианского благочестия, в том числе (что особенно поражает!) — включённых в Собор Белорусских Святых[1]. Совсем не упоминаются, к примеру, древнейшие святые — полоцкие: епископы Мина и Дионисий, преподобная Евфросиния; туровские: епископы Кирилл и Лаврентий, преподобный Мартин-затворник; преподобный Елисей Лавришевский и другие. Спрашивается, на основании чего формировался Собор белорусских святых, если на белорусских землях не осталось свидетельств почитания местных подвижников? Эти свидетельства сохранились в книжности Московской Руси. А, к примеру, мученики Иоанн, Антоний и Евстафий Виленские удостоились даже общерусской канонизации на одном из известных Макарьевских соборов (1549 г.). К слову сказать, местная киевская (!) канонизация мучеников произошла — в 1643 г., а общебелорусская — только в 1984!

Выходит, белорусы обязаны россиянам, которые сохранили то, что было (в силу сложнейших и трагичнейших исторических и конфессионально-культурных процессов) утрачено, а большей частью — целенаправленно уничтожено в ВКЛ.

Да, но при чём тут Тверь, всегда имевшая на Москву «зуб» и, в конце концов, присоединённая к ней насильственно?

Вот при чём. Размышление по поводу парадоксального положения с житиями белорусских святых вынуждает искать, так сказать, каналы, по которым эти жития и памяти попали в «чужие» сборники. Одним из таких каналов определённо могло быть Тверское княжество. То есть жития белорусских святых возможно вошли в общерусский фонд через тверскую книжность. Для такой версии есть весьма веские основания.

Известны по крайней мере два тверских епископа, происходивших из полоцких князей. Один из них — первый епископ на новооткрытой тверской кафедре, Симеон (1271–1289), по данным иерархических каталогов, бывший полоцкий князь. В «Мериле праведном», сборнике юридических материалов, сохранилось весьма любопытное «Наказание епископа Симеона Тверского» витебскому князю Константину Безрукому. Можно с уверенностью говорить о том, что, став тверским епископом, бывший полоцкий князь не забывал о своей родине. При епископе Симеоне, к примеру, Михаил Ярославич Тверской вместе со своею матерью соорудил каменный собор Преображения Господня. По этому поводу кстати предположить: не в память ли о полоцком Спасо-Преображенском храме, построенном в Сельце преподобной Евфросинией, родственницей Симеона? И не к столетию ли успения знаменитой полоцкой игуменьи?

Преемником епископа Симеона на тверской кафедре стал не менее, хотя и по-иному, знаменитый епископ Андрей, сын литовского князя Герденя, княжившего в Полоцке. А знаменит этот епископ Андрей тем, что, сам претендуя на престол Русской митрополии, в чём был поддержан великим князем Михаилом Ярославичем, не постыдился сделать ложный донос Константинопольскому Патриарху Афанасию на святителя Петра[2].

В общем, есть все основания предполагать, что в тверских храмах, или хотя бы в Преображенском соборе (по крайней мере, пока в Твери епископствовали выходцы из Полоцка), могли поминаться полоцкие святители и преподобная Евфросиния — покровительница Полоцкой земли и полоцкого княжеского дома. А значит — имелись их иконы, списки житий (или «памятей» — кратких жизнеописаний в составе службы) и церковные службы этим святым...

Нельзя не вспомнить также о Митрополите Литовском Романе (1354–1362), поставленном по настоянию Ольгерда и, видимо, не без поддержки великого князя Тверского, практически одновременно с Митрополитом Киевским и всея Руси Алексием. В 1360 г. Роман без ведома митрополита Алексия приезжал в Тверь (входившую в юрисдикцию киевского митрополита) и хотя не удостоился чести от местного епископа, но с большим почётом был принят князьями, которые находились в родстве и дружбе с Ольгердом и враждовали против Москвы. Можно думать, что Роман и ранее так или иначе общался с тверским княжеским домом, как говорится, со всеми вытекающими отсюда для нашей темы последствиями.

А в 1371 году Ольгерд снова просит Константинопольского Патриарха поставить особого митрополита на Киев, Смоленск, Тверь, Малую Россию, Новосиль и Нижний Новгород, чтобы таким образом объединить в одной митрополии литовские и русские земли не только ВКЛ, но и дружественных с ним княжеств; в том числе и великого княжения тверского. В рамках этого предполагаемого объединения вполне реальна и соответствующая «книжная справа»; в частности, создание единого, отличного от московского, собора святых, куда могли войти как тверские подвижники, так и просиявшие на землях ВКЛ.

Другое направление размышлений — матримониальные связи великих князей литовских и тверских, также дающих основания подозревать, что в Твери могли знать и почитать некоторых подвижников из нынешнего собора белорусских святых. К примеру, второй женой князя Ольгерда была, как известно, сестра тверского князя Михаила Александровича — Иулиания, которая, согласно преданию, содействовала постройке Свято-Троицкой церкви в Вильне на месте казни мучеников Иоанна, Антония и Евстафия. Не допустимо ли, что литовская княгиня-тверичанка, потрясенная случившимся (ведь на Руси князья никогда не выступали мучителями христиан за веру), «поделилась» с соотечественниками списком жития этих мучеников? Иулиания делала также существенные вклады в Киево-Печерский монастырь, где и была погребена. Думается, она не могла не осведомиться об истории этого монастыря, его подвижниках; возможно, даже читывала (или заказывала переписать для себя, что было обычной практикой) Киево-Печерский патерик, в котором, в частности, сохранилось повествование об Арефе-полочанине.

Одним из сыновей Ольгерда и Иулиании (кроме известного великого князя литовского Ягайлы, ставшего ещё и королём польским) был весьма популярный в русских землях Скиргайло (в крещении Иван), назначенный Ягайло в 1380 году на княжение в Полоцк.

Нельзя не упомянуть также и об отце Иулиании — князе Александре Михайловиче Тверском (1301–1339), который после убийства в Твери в 1327 г. золотоордынского баскака Чол-хана в течении 10 лет скрывался в Пскове, а потом в Литве у Гедимина, чей «старшенький», Ольгерд, видимо, не случайно вторым браком женился на Иулиании Александровне.

А если ещё припомнить, что с 1266 до 1299 гг. во Пскове (где тридцатью годами позже скрывался Александр Михайлович) успешно княжил Довмонт-Тимофей, потомственный литовский нальшанский князь, чья тётка, была женой князя Герденя (полоцкого князя, сыном которого являлся второй епископ Твери — Андрей, см. выше), то создаётся впечатление, что мир не просто тесен, а очень тесен. И жития западнорусских святых должны были восприниматься в Твери и Пскове как родные.

Древнейшие свидетельства почитания святых на землях Беларуси могли сохраниться также благодаря деятельности митрополита Киприана.

Во-первых, можно припомнить его (наверняка его, а не митрополита Алексия, который после 1360 г. не мог приезжать в Литовскую Русь) ходатайство перед Константинопольским Патриархом Филофеем о канонизации (1374 г.) виленских мучеников, что требовало соответствующей подготовки (написание иконы, службы, жития). Вряд ли в нём были совершенно обойдены вниманием другие святые этих земель.

Во-вторых, постоянное и упорное стремление митрополита Киприана стать действительно общерусским митрополитом, объединив расколовшуюся митрополию, позволяет с известным доверием относиться к некогда выказанному (и периодически вспоминаемому исследователями) предположению, что Киприан стремился объединить также (или даже прежде всего!) все «чтомые на Руси книги» в сборниках наподобие Пролога и Миней (служебных и четьих). Для этого наиболее ценные (полные) собрания жизнеописаний местных святых могли быть собраны по монастырям и городским церквям ВКЛ и других русских земель, в том числе тверской и псковской, переработаны и включены в состав общерусских литургических и четьих сборников, в которых сохранились и закрепились, войдя в общерусскую житийную традицию. Оттуда они в свое время и были взяты в «обобщающие произведения» XVI века (Минеи-Четьи, Степенную книгу, Пролог) во время грандиозной книжной работы, инициированной митрополитом Макарием.

Обе темы («тверской путь» и деятельность Киприана) связывает предположение, что житийная книжность белорусских земель могла быть введена в общерусский обиход при содействии епископа Арсения Тверского (с 1391), ставленника и соратника митрополита Киприана. Некоторое время Арсений служил в Москве при митрополите в качестве архидиакона. Митрополит Макарий (Булгаков) полагал, что и по происхождению Арсений — тверитянин, переселившийся в Южную Русь. Но кем бы он ни был по происхождению, для нас важно: Арсений — постриженик и насельник Киево-Печерского монастыря как раз в то время, когда его настоятелем был архимандрит Давид, духовник великой княгини литовской Иулиании Тверской. И именно Арсений первым собрал в Патерик повествования о печерских подвижниках. Мог ли он обойти вниманием иных святых, подвизавшихся когда-либо на землях ВКЛ? И мог ли он не взять с собой в Москву, а потом и в Тверь, чьи первые епископы происходили из полоцких князей и где, вероятно, неплохо знали западнорусских святых, эти собранные и отредактированные им жизнеописания? И мог ли он не участвовать в «книжной справе» митрополита Киприана?..

Жаль, что рукописи всё-таки горят, ветшают, «угасают», изъедаются плесенью и мышами, а главное — бездумно уничтожаются человеком. Какую красивую историю можно было бы написать о том, как тверичане сохранили житийную книжность белорусов?! А так остаётся лишь догадываться, лишь предполагать, лишь фантазировать...

Любовь ЛЕВШУН,

доктор филологических наук, г. Минск
 
[1] Празднование Собора белорусских святых установлено в 1984 г. по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Пимена, совершается в Неделю 3-ю по Пятидесятнице.
[2] На Переяславском соборе, разбиравшем этот донос, «той же Андрей, еп. Тверской, – как говорится в Киприановском «Житии митр.Петра», – бяше помрачен лицем и умом».



к содержанию ↑
Рассказать друзьям:

Друзья!



Наш портал — не коммерческий, а духовно-просветительский проект.
Мы стремимся сеять разумное, доброе, вечное в мире, где немало скорбей и проблем. Далеко не все из них можно решить с помощью денег. Порой спасает слово, порой книга, вовремя полученная информация. Устное или печатное слово способно нежданно тронуть до глубины души, перевернуть всю жизнь и заставить поверить в Бога,  может возродить и укрепить веру, найти для себя смысл жизни. И всё — благодаря опыту других людей, которые искусно описали то, что пережили и поняли сами.


Если Вам по душе то, что мы делаем, — поддержите нас! Помогите сохранить в мировом интернет-пространстве два по-своему уникальных православных сайта. И помолитесь за упокой души основателя портала — раба Божия Андрея.