Есть немало людей, для которых камнем преткновения на пути к православной вере стала библейская книга Бытия — рассказ о начале человеческой истории, о сотворении мира и его населения. Кажется, книга Бытия вступает в непримиримое противоречие с научной картиной мира, прививаемой нам с детского сада. Однако эта картина давно уже сделалась бытовой общеупотребительной, «популярной наукой».
Не стану в очередной раз низводить с пьедестала дарвинского примата (тем более что обезьяна не столько дарвинская, сколько геккелевская, а подтасовки Э. Геккеля были развенчаны ещё в советских учебниках биологии). Напомню лишь один факт — «дарвинизм» как мировоззрение возник раньше, чем Ч. Дарвин написал свои классические работы, и культивировался не столько учёными, сколько газетчиками и левыми кругами интеллигенции. Известно, что горячие пропагандисты дарвинизма Гексли и Геккель — одновременно страстные противники Библии и библейской истории. Чтобы одержать победу над «церковниками», они готовы были принять или сочинить любую теорию.
Если присмотреться к конфликту внимательнее, станет ясно — спорят, по сути, не наука и вера, а два суеверия. Одно из них мифологизирует науку, а другое — Писание. Как ни странно, два враждующих мифа в своих основных чертах довольно схожи; им свойственны некритичные обобщения и экстраполяции.
Ту и другую мифологию роднит набор образов, направляющих движение наших мыслей. Эти образы знакомы каждому, мы принимаем их, не задумываясь, они кажутся нам сами собой разумеющимися. Мы забываем, читатели и составители книги Бытия мыслили иначе, разумели под теми или иными словами совсем не то, что машинально понимаем мы.
Один из довлеющих над нашим сознанием образов — картина космической бесконечности, в которой Земля является ничтожной пылинкой. Независимо от своих физических основ она приводит к мифу о заурядности человеческой доли. Подразумевается, что Всемогущий Бог не стал бы творить Свои образ и подобие на периферии механизма Вселенной.
Такой взгляд безосновательно уравнивает геометрические величины с духовными категориями. На основании одних измерений (астрономических) делается вывод об отсутствии других измерений (нравственных и духовных). С другой стороны, под давлением этого образа верующие стремятся доказать, будто в книге Бытия описывается творение именно той Большой Вселенной, которая наблюдается астрономами, что хотя и возможно, но вовсе не обязательно.
Иногда на этом пути верующие одерживают странные победы. Как ответ на вызов бесконечности появилась популярная ныне «теория большого взрыва». Увязав концы с концами в схеме космической эволюции, она, однако, представляет собой компромисс, возможно, и не самый удачный. Она так и не сказала прямо о создании мира Богом, рисуя вместо акта творения мифическую картину самопроизвольно взрывающегося ничто.
«Диверсия» верующего астронома Ж. Леметра лишь укрепила мифологию эволюционистов. «Большой взрыв», «разбегание галактик», «чёрные дыры» и другие яркие образы вошли в расхожий набор популярной науки.
Образ Земли как земного шара тоже остаётся важным в современной мифологии. Поэтому, может быть, так популярны до сих пор фигуры Колумба и Магеллана. А личность и концепции Галилея до сих пор считаются адептами популярной науки едва ли не главным аргументом против Библии.
Строго говоря, нам, членам Восточной Церкви, не должно быть особого дела до конфликтов Галилея с папой римским и «священной конгрегацией». И не Православная, между прочим, Церковь сжигала Д. Бруно. В советской научно-популярной литературе (предполагаю, что и в западной тоже) утверждалось, будто Д. Бруно вызвал неудовольствие инквизиции своими идеями о бесконечности Вселенной и множественности миров. Но эти взгляды, взятые сами по себе, вряд ли противоречили церковным. Один из отцов Церкви, преподобный Иоанн Дамаскин (ок. 680-780 гг.) в своём «Точном изложении православной веры» пишет: «Некоторые утверждают, что Земля шарообразна, другие же признают её конусообразной. Но она меньше, даже несравненно меньше неба, являясь как бы некоторой точкой…» Отнюдь не настаивает Дамаскин и на неподвижности небесных сфер: «Говорят, что небо движется кругообразно и сжимает всё, что находится внутри него, и таким образом всё остаётся твердым и не распадается».
В «Точном изложении православной веры», которое представляет собой своего рода свод естественно-научных и богословских знаний о Вселенной и человеке, преподобный Иоанн прямо пишет об изменчивости как «движущем факте эволюции» более чем на 1000 лет раньше Дарвина («Все существа или сотворены, или не сотворены. Если сотворены, то, без сомнения, и изменяемы. Так как бытие началось переменой, то и будет подлежать перемене, или истлевая, или изменяясь по произволу»).
Однако диспуты деятелей Церкви с Дарвином, и судьба Бруно, и даже биография Коперника до сих пор предъявляются атеистами как пример несправедливости христианской Церкви вообще и ошибочности её учения. Популярной науке требуются свои исповедники и мученики. Но нас сейчас интересует не прямая атеистическая пропаганда, а те сеющие сомнения образы, которые проникают в сознание незаметно, как само собой разумеющиеся, не встречая сопротивления. Таков образ земного шара, затопляемого всемирным потопом.
Как мы видели из вышеприведённой цитаты из Иоанна Дамаскина, Землю довольно рано стали представлять в виде шара. Постепенно сделались понятны и истинные размеры нашей планеты. Однако до поры до времени эти представления не мешали доверять словам Писания. И только в последние два-три века один образ — как бы вид Земли из космоса — стал спорить с другим — с картиной затопляемого водами потопа мира. Возникающее в сознании противоречие можно сформулировать так: «Чтобы полностью покрыть такой большой мир, надо очень много воды, между тем неизвестно, откуда бы она могла взяться, да и следов действительно всемирного наводнения геологи не обнаружили».
А если не было всемирного наводнения, значит — ошибается книга Бытия.
Чтобы преодолеть сомнения, надо приложить немалые усилия. В первую очередь научиться не мифологизировать источники — научные и библейские. Надо постараться не привносить в источник (научное исследование или Писание) то, чего там нет. Пример привнесения чуждого смысла показывает известный в советское время популяризатор науки Я. Перельман. В книге «Живая математика» он пишет (привожу цитату в соответствии с тогдашней орфографией): «По словам библии, бог однажды “раскаялся, что создал человека на земле”, и сказал:
— Истреблю с лица земли (т.е. с поверхности земного шара) человеков, которых я сотворил…»
Невинное, на первый взгляд, уточнение — «с лица земли» означает, по мнению Перельмана, именно «с поверхности всего земного шара», — ведёт к далеко идущим выводам. Книга его посвящена математике, поэтому Перельман задаётся целью высчитать, «возможен ли был такой ливень, который покрыл весь земной шар выше самих гор?» Не довольствуясь Араратом (5137 м), Перельман делает мерилом потопа Эверест (около 9 км высотой)! Но, между прочим, текст книги Бытия ничего не говорит даже о современном Арарате. В Библии написано: «И остановился ковчег в седьмом месяце, в семнадцатый день месяца, на горах Араратских» (Быт. 8: 4). О вершине «Арарат» ничего не сказано. Да и не могло быть сказано, поскольку отождествлять Арарат и указанные в сказании о потопе горы стали лишь в Средние века. Легенду, будто на вершине этого пятитысячника сохранился Ноев ковчег, «занёс» в Европу из Армении М. Поло в XIII веке, но и в Армении отождествление это появилось достаточно поздно. Поиски ковчега на современном Арарате подобны поискам в Москве Колизея на том основании, что её называют «Третьим Римом», или попыткам обнаружить Неву в американском Санкт-Петербурге.
Сравнивая возможности земной атмосферы по производству дождя (по данным метеорологии, столб воздуха над одним квадратным метром земной поверхности содержит максимум 25 кг водяного пара) и Эверест, Перельман приходит к выводу: высота потопа «преувеличена библейским сказанием в 360000 раз». Почему? Потому, что одновременно выпавший по всей планете дождь «затопит» поверхность планеты слоем воды высотой только 2,5 см.
Но и мы, верующие, проделываем по отношению к книге Бытия ту же самую операцию: как Перельман, уравниваем в сознании «всю землю» книги Бытия и «весь земной шар» современной географии. Нам кажется, будто это одно и то же, между тем такой взгляд ни на чём не основан, кроме как на нашем «глобальном сознании». Но для древнего и средневекового читателя это было отнюдь не так. Из контекста книги Бытия видно, что «вся земля» — не более как Передняя Азия (или Месопотамия) в нашем нынешнем понимании. Гора «Эверест» ровным счётом ничего не значила для читателей и действующих лиц книги Бытия. Её в тогдашнем обитаемом и осмысляемом пространстве, в библейской вселенной («ойкумене») просто не существовало. Точно так же не требуется, чтобы воды потопа покрыли равномерно весь земной шар. Это было бы бессмысленно, учитывая, что многие области Земли до сих пор безлюдны (тем более во времена Ноя), а некоторые вовсе необитаемы, лишены животных и даже растений. Но довлеющий над нашим сознанием миф заставляет воду растекаться равномерно и во все стороны, как будто мы имеем дело с безразличным физическим процессом, а не с целенаправленной Божией волей. Между тем высота, на которую поднялись во время всемирного потопа воды, точно указана (Быт. 7: 20): «На пятнадцать локтей поднялась над ними вода, и покрылись [все высокие] горы».
Причём слова «все высокие» в современном тексте Библии в этом месте взяты в квадратные скобки, то есть вставлены при одной из поздних редакций. И хотя в тексте главы 7 многократно звучат словосочетания «вся земля» и «все горы», очевидно, что для аудитории, в которой читалась первоначально книга Бытия, вряд ли в число «всех гор» входил даже современный Арарат, а в состав «всей земли» — Непал и Тибет, где располагается Эверест. Вероятно, как показано многими исследованиями, самыми высокими горами для Ноя и его ближайших потомков были горы, лежащие к северу от Месопотамской низменности (они тоже достаточно высоки, но всё же ниже Арарата и Эвереста).
Только наше расслабленное телевизионными новостями сознание способно принимать близко к сердцу проблемы пробок на дорогах Новой Зеландии или выборы в Мозамбике. Будь мы чуть внимательнее к собственной духовной и физической жизни, дела на Эвересте или в Колорадо так же мало волновали бы нас, как мало они волновали Ноя. Не надо забывать, что книга Бытия писалась до появления глобализма и прежде изобретения спутникового телевидения. Внимание творцов Библии и Самого Творца было сконцентрировано на пространственно небольшом, но по сути единственно важном для судеб человечества участке планеты, на самой важной группе живых существ — роде Адама. Опять, как и в случае с бездонными космическими пространствами, в которых затеряна пылинка Земля, нас подавляют и отвлекают размеры нашей планеты и ничем не подтверждённая уверенность в том, будто бы все места, направления и точки земного шара равноценны. В географическом смысле, конечно, так и есть. Но когда мы говорим о духовной истории Земли, нельзя требовать, чтобы роль каждой территории в духовной истории была одинакова. Для старинного читателя, привыкшего к иерархии, это не составляло проблемы. Другое дело — теперь. Строя демократическое общество, мы мысленно демократизируем и природу, как бы принуждая Господа уделять каждой точке земного шара, независимо от её заселения, одинаковое внимание. Отсюда и получаются перельмановские 2,5 см. Как и следовало ожидать, такой подход граничит с самым примитивным антропоморфизмом. Кажется, мы готовы вслед за кукольником Образцовым и его «Божественной комедией» представить, как Господь лепит на гончарном круге, а не Словом Своим создаёт Адама.
Кстати, несмотря на глобалистское сознание, мы по-прежнему употребляем тот же речевой приём, как и в библейские времена. Этот приём — «синекдоха», называние части именем целого. «Все смотрели этот фильм», говорим мы, имея в виду ближайшее окружение. «Вся еда стоит на столе», хотя там только два-три блюда. Или: «Вся страна пела эту песню», хотя многие её даже не слышали. Наконец, мы говорим, «Во всём мире», подразумевая земной шар или даже только земные государства, тогда как с объективной точки зрения миром является вся Вселенная, наша Метагалактика. Возможно, наши потомки, относясь к языку так же механически, станут выяснять, каким образом предки сообщались с туманностью Андромеды, когда заявляли, будто борются «за мир во всём мире».
Сергей ИВАНОВ
17.12.2018
