Ещё Гиппократ знал, что есть болезнь, когда человека настойчиво преследуют уныние, чувство вины, разочарование в жизни, и назвал её «меланхолией». Латинское «депрессия» нынче употребляют все, кому ни лень, или у кого плохое настроение. Но всегда ли уныние, подавленное состояние — депрессия? Об этом беседуем с врачом-психиатром, членом Свято-Никольского православного молодёжного братства Андреем Бутько.
 

 
— Согласно международным стандартам, депрессия — устойчивое снижение настроения в течение двух и более недель; болезнь, из которой при определённой глубине заболевания самостоятельно, усилием воли, без медикаментов выйти невозможно. Если человек перешагнул какую-то черту, то, как бы ни старался, уже не может справиться с депрессией. Он как разряжённая батарейка, где нет энергии.
 
— Андрей Владимирович, опишите явные симптомы этого расстройства.
 
— Классическая депрессия проявляет себя в снижении настроения, психической (замедленность всех психических процессов, трудно концентрировать внимание, принимать решения, трудно даже думать) и физической заторможенности, когда все движения и мимика замедленны. Плохой сон во второй половине ночи, раннее, в четыре-пять часов утра, пробуждение. При нарастании заторможенности человек большую часть времени лежит в постели, не имея ни сил, ни желания что-либо делать. Настоящее, прошедшее и будущее видится «в чёрном цвете». Нарастает чувство безысходности и вины, появляется желание покончить с собой. Снижение настроения проявляется в уменьшении радости от жизни, удовольствия от простых повседневных событий: общения, утреннего просыпания, вкусного завтрака, просмотра хорошего фильма, от ясной погоды, приятных запахов…
 
— А что значит термин «классическая», есть и другие?
 
— Депрессия многолика. Бывает атипичная депрессия, когда настроение снижено, а человек этого не осознаёт; он чувствует только физическое недомогание — усталость, разнообразные боли. Осознавать своё внутреннее состояние — тоже способность, которая может быть хорошо или плохо развита. Когда нет аппетита, болят живот, суставы, мышцы, голова, сердце, нарастает общая слабость, — человек обращается к врачам с целью обследовать разные органы. Пациент, если и отмечает снижение настроения, то считает, что оно плохое из-за болей. Рано или поздно терапевты отправляют пациента к психиатру на консультацию; тогда выясняется: вначале радость пропала, а потом физические симптомы появились. Специалист назначает антидепрессанты — улучшается настроение и проходят все боли.
 
— Говорят, есть болезни от естества, а есть духовные; относится ли это и к депрессии?
 
— Да, депрессия делится на два вида — эндогенную, связанную с нарушением обмена веществ, и невротическую, возникающую вследствие стрессов и особенностей характера, низкой стрессоустойчивости. К эндогенным можно отнести и сезонную депрессию. У страдающих ею людей за счёт особенностей биохимии мозга настроение хорошее, когда световой день длинный. Когда более короткий — настроение снижается. Мы все этому подвержены, но у некоторых снижение происходит до такой степени, что человек не справляется с повседневными бытовыми делами; причём в течение всего осенне-зимнего периода. Наступает весна — настроение улучшается, и он наводит порядок в своих делах.
 
— А почему освещённость так серьёзно влияет на нас?
 
— Наш мозг биохимически устроен достаточно сложно, многое влияет на его работу. В частности, длительность светового дня воздействует на выработку мелатонина, участвующего в регуляции активности и ритмов сон-бодрствование, в согласовании их с окружающей средой. У кого-то эти механизмы дают сбой, и тогда настроение слишком сильно зависит от освещённости. Но на сегодняшний день есть антидепрессанты, которые действуют именно на мелатониновую систему.
 

 
— Значит, в зимний период попил таблеток — и никакого уныния?
 
— Для заболевших — именно так, плюс немедикаментозные способы: например, терапия ярким светом. Слабость, нестабильность обмена веществ в головном мозге, по сути, носит наследственный характер. Это — слабое звено, которое при обычных, повседневных перегрузках может дать сбой. Всё вроде бы в жизни человека прекрасно: здоров, жизнерадостен, как вдруг… будто ручку рубильника дёрнули — и начинается депрессия. Это заболевание не зависит от социальных обстоятельств; просто нужно «рубильник» переключить в положение «включено».
 
— А какова невротическая депрессия?
 
— Если использовать аналогию с компьютером, эндогенная депрессия — механическая поломка «железа». Причина невротической депрессии — «программные нарушения». В этом случае при здоровом обмене веществ и физически крепком организме заболевание порождают мощные внешние стрессы или низкая стрессоустойчивость личности; часто — их комбинация.
 
— Насколько хорошо депрессия поддаётся лечению?
 
— Очень хорошо лечится, главное — распознать её, а пациенту — принять реальность болезни и соблюдать схему лечения.
 
— Можно ли сказать, что это болезнь нашего времени, современного образа жизни? Ведь, согласно статистике, ожидается рост количества заболеваний, несмотря на то, что депрессия легко лечится…
 
— Заболеваемость эндогенной депрессией практически неизменна. Нацисты в Германии физически уничтожили психически больных людей, борясь за «чистоту нации», а сегодня среди немцев количество таких пациентов, как и в других странах. А вот на невротическую депрессию влияют стрессы. Количество запредельных стрессов в нашем мире увеличивается. Можно сказать, что мир стал более интенсивным. Но человек прекрасно приспосабливается. Сравните нынешних детей с прошлыми поколениями.
 
— Но мы более наших предков оторваны от природы, появились компьютеры с их виртуальным миром, мы живём в бетонных мегаполисах, где много замкнутых пространств…
 

 
— Если брать в целом, то количество внешних стрессов увеличилось, и это мало зависит от нас. Но одновременно происходит изменение самого человека, адаптация. Стрессоустойчивость, способность адаптироваться, очень сильно зависит от нас, от воспитания. Можно об этом спорить, ломать копья, но воспитание, если судить по росту количества депрессии, становится хуже. Что формирует стрессоустойчивость личности? Атмосфера беременности, родов, раннего детства, семьи, юности, — всё в возрасте до двадцати одного года.
 
— Что такое стрессоустойчивость?
 
— Способность адаптироваться, внутренняя гибкость, пластичность. Идеальный вариант стрессоустойчивого человека — максимальная гибкость при максимальной силе. Это нельзя сформировать через образование.
 
— Значит, эти качества воспитываются на основе чьего-то примера?
 
— Если родители гибкие и стрессоустойчивые, то они воспитывают такого же ребёнка. И наоборот, негибкие воспитывают таких же детей.
 
— Кто-то из этой череды поколений имеет шанс всё-таки улучшить свою устойчивость к стрессам?
 
— Конечно. Ребёнок не всегда с родителями, он ходит в садик, а там может быть гибкая, гармоничная воспитательница. В школе встречаются такие же учителя. Плюс друзья, родственники. Если окружение здоровое, то за счёт копирования поведения гибкость и способность адаптироваться ребёнка увеличиваются. Вопрос не в том, что мы имеем, а в том, что мы дальше делаем с тем, что имеем. В любом возрасте можно увеличить стрессоустойчивость — с помощью той же психотерапии. Просто возможности изменения разные. Человек с возрастом менее способен обучаться, соответственно, менее способен меняться.
 

 
— А какой возраст более подвержен депрессии?
 
— Как правило, это болезнь молодых — с двадцати пяти до тридцати пяти лет самый пик. Хотя она может возникнуть в любом возрасте.
 
— Мне запомнилось, как один священник в ответ на чьё-то горькое «я разочарован!» сказал: «Не надо очаровываться». И депрессия связана с чувством глубокого разочарования. Вы согласны?
 
— Взглянем шире. Можно сказать так: депрессия — это крах иллюзий. Вот человек склонен создавать и поддерживать иллюзии — его так воспитали. Но рано или поздно наступает момент, когда любые иллюзии рушатся. Пример: жена убеждает себя, что муж у неё хороший. А он женщин меняет как перчатки, уже к себе домой приводит, и соседи знают. А жена всё убеждает себя: мол, мне показалось, он хороший, у него тяжёлая работа… Когда же, как говорится, «вор пойман с поличным», сохранить иллюзию невозможно — она рассыпается. И наступает депрессия.
 
— А можно ли такому «иллюзионисту» открыть глаза на реальность? И каково ему тогда будет?
 
— Процесс психотерапии, как и процесс духовного роста, не бывает лёгким. Эти процессы строятся на осознании. Но одно дело, когда человек целенаправленно работает над собой и предполагает, что в чём-то он не прав, тогда он готов к напряжению, приятным и неприятным открытиям, к духовному поиску. И другое дело, когда не готов. Ему будет во сто крат тяжелее, если иллюзия разрушится внезапно, в самый неподходящий момент. И никто не спросит — готов он к этому или нет.
 
— Давайте затронем ещё один аспект. Христос дал нам «рецепт» от страстей: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдёте покой душам вашим». Всегда ли депрессия — следствие наследственности или стресса извне? Ведь та же зависть, несбывшиеся мечты способны породить уныние, а следом и депрессию.
 
— Что касается наследственности и воздействия внешнего стресса, то здесь всё проще. Я же больше говорю о невротической депрессии, о стрессоустойчивости как способности «держать удар». Пытаясь сопоставить душевную жизнь, психотерапию с духовной жизнью, с верой, мы переходим к более сложной области. О чём говорили до сих пор, — это азбука для специалистов (психологов, психиатров, психотерапевтов). А вот является ли гибкость духовным свойством? Как связаны гибкость и духовность? Трудно сказать. Чем гибче человек, тем более стрессоустойчив. На этот параметр будет влиять степень гармоничности личности: какие у человека ценности, насколько они согласованы друг с другом, как выстроена их иерархия. Например, если денежное благополучие, обладание автомобилем занимают высокое место в списке ценностей, то потерять их — сильный удар. А если нет, то и удар будет поменьше. Когда для человека высшая ценность — дети, тогда гибель ребёнка — самая глубокая травма.
 
Но часто ценности отдельной личности бывают противоречивыми, взаимоисключающими. Скажем, для человека ценно быть христианином, стремиться к духовности. Однако есть у него и гедонистические ценности (гедонизм — этическое учение, согласно которому удовольствие является главной добродетелью, высшим благом и целью жизни. — Е. Н.). Стрессоустойчивость человека, имеющего только христианские ценности, и человека с материальными устремлениями может быть выше, чем у того, у кого присутствуют то и другое, у кого есть их несогласованность. С точки зрения христианина, человек-гедонист далёк от духовности. Но если у него хорошая работа, зарплата, здоровье, он получает от жизни много удовольствия, то он вполне стабилен. Когда же приходит к вере, начинается конфликт ценностей, и этот человек становится менее стабильным, пока их противоречия не примет и не переживёт, пока не выстроит новую иерархию ценностей. Его охристианивание увеличит стрессоустойчивость в перспективе, но на время перемен она может снизиться из-за наличия внутреннего конфликта. В духовном плане он однозначно растёт, а в плане стрессоустойчивости — неоднозначно. Подверженность всем видам невротических расстройств, в том числе невротической депрессии, на период переживания внутреннего конфликта может увеличиться. Когда мы говорим, что человек более духовный менее подвержен депрессии, то это относится к тому, у кого духовность устоялась, закрепилась. Речь о духовно зрелом человеке, ценности которого, старые и новые, переоценены и обрели своё место.
 
— А разве можно согласовать, сочетать противоположности?
 
— Всю жизнь мы свою иерархию ценностей пересматриваем и согласовываем. Расставляем в ином порядке, переживаем противоречия ценностей, их конфликт. В переживании этого состояния и заключается последующая гармонизация. Говоря языком Православия, человек после грехопадения — существо противоречивое, на языке психологии — амбивалентное. И во многом личностный рост, развитие состоят в том, чтобы переживать в себе сочетание несочетаемого, учиться принимать себя и окружающих как существ противоречивых и совершать ответственный выбор.
 
Если родители умели переживать любовь и ненависть в «одном флаконе», то и ребёнок сумеет. А когда с детства к этому не приучен, то подобное противоречие вызывает у него высокое внутреннее напряжение. Я думаю, не только курс психотерапии, но и любой личностный рост, в том числе духовный, связан с принятием собственной амбивалентности.
 
— Но христианин призван возлюбить ближнего, как самого себя, и не сочетать любовь с ненавистью. Вообще, есть в жизни вещи, которые негативными однозначно называет только христианство, а наука и медицина так не считают?
 
— Думаю, что путь христианства и путь психотерапии — пути, где-то идущие параллельно, а где-то расходящиеся. И есть душевно-духовные пространства, где они работают вместе. Где-то психотерапия научилась строить шестиполосные автострады, а у христианства — узкая тропиночка по кочкам. Оно тоже проводит через это болото, но дорога менее изучена. А есть места, где, наоборот, святыми отцами широкая дорога проторена, а для психотерапевтов — малоизученный маршрут.
 
— Может, разница в том, что психотерапия нацелена на то, чтобы человеку стало жить лучше, а христианство — чтобы сделать человека лучше?
 
— Психотерапевт в любом случае транслирует клиенту свои ценности. Психотерапевт христианин — христианские. Но клиент сам выбирает, куда он хочет двигаться, в чём ему нужна помощь. Психотерапевт так же решает, будет ли он помогать конкретному человеку на этом его пути. Думаю, и священник, и психотерапевт могут работать в синергии, возможны взаимопомощь, взаимопонимание и продвижение человека в одном направлении. Духовный и душевный рост личности может идти с их помощью параллельно — в разных плоскостях. Но иногда эти дороги могут расходиться, и тогда это надо признавать и выбирать…