Тем, кто искренне ищет истину, она всегда открывается. Сибиряк, житель Алтайского края Игорь Почековский, пришёл к Православию уже в зрелом возрасте. О том, каким долгим и непростым был путь, он и рассказывает.
 
— Игорь Васильевич, вы были, что называется, потомственным баптистом. В чём состоял уклад вашей семьи?
 
— На самом деле я был протестантом в четвёртом поколении. Прадеда, как штундиста (штундизм — протестантское течение, распространённое в России в XVII–XIX вв. — Е.Е.), даже высылали из Воронежской губернии в Сибирь. Деда моего, баптиста, арестовали в 1938 году, и с тех пор никто из родных о нём ничего не знает.
 
Отец, также баптист, воевал в Великую Отечественную, вернулся, но умер от ран почти сразу после войны. Мама воспитывала нас, девятерых детей, одна; я — младший. Было ей, конечно, трудно, но многие верующие оказывали нам помощь: и члены общины Евангельских христиан-баптистов, и православные бабушки, жившие в нашем городе. Тогда, в условиях хрущёвских гонений, трений между баптистами и православными на бытовом уровне не было вовсе.
 
А этих православных бабушек я до сих пор помню. Они — особенные женщины, ещё до революции уверовавшие. Добрые, опрятные, с глазами, полными света. Приходили к нам, приносили в дар вещи — подлатанные, выстиранные, поглаженные. Мы радовались, а они отвечали на нашу радость своею! Слава Богу, что мне встретились такие люди.
 
В детские годы я получал знания о Господе из рассказов бабушки и матери. Библии у нас тогда не было — почти невозможно достать, да и опасно в доме хранить. Но бабушка обладала отменной памятью, знала наизусть объёмные цитаты из Евангелий и Псалтири… И я с полным доверием перенимал её пересказы.
 
Именно в детстве узнал и уверовал, что Господь Иисус Христос — наш Спаситель. Этим сокровенным знанием делился и в школе, за что во втором классе учительница даже направила меня к психиатрам, ибо, по её мнению, я очень много о Боге говорил. Доктора признали меня нормально развивающимся ребёнком, но сверстники, узнав о факте проверки, естественно, начали надо мной насмехаться. Помню, моя мудрая мама расспрашивала, испытываю ли я злость и ненависть к ребятам. И радовалась, когда я искренне отвечал, что не злюсь ни на кого. Таковы первые уроки веры.
 
— А после школы как сложилась ваша судьба?
 
— В 1968 году подал документы в институт. Но не был допущен до вступительных экзаменов из-за веры. Это ущемление в правах оказалось последней каплей: во мне взыграл глупый юношеский максимализм. Вдруг захотел стать как все… И я отворотился от Господа — ушёл в мир. Потом в армии служил. Наверное, только благодаря молитвам матери, наевшись «рожек» в стране безбожия, как блудный сын, покаялся и вернулся в общину. Работал на железной дороге. Создал семью, женился на верующей девушке. Уже при Брежневе заочно поступил в Железнодорожный институт, окончил его и затем трудился в локомотивном депо.
 
 
— Игорь Васильевич, расскажите про общинную жизнь в советское время. Вы состояли в каком-то служении?
 
— Общинная жизнь наша во времена СССР протекала как в подполье. Наш Дом молитвы конфисковали власти, поэтому летом мы собирались на кладбище. Так безопаснее было. А в зимнее и ненастное время проводили богослужения по домам. На собраниях исполняли песнопения, славящие Бога, переписывали отрывки из единственной имевшейся у нас Библии, заучивали их наизусть. Постепенно я стал проповедником: выступал на богослужебных собраниях.
 
Члены общины старались сдержанно относиться друг к другу на публике, не распространялись о своих религиозных убеждениях. Но нас «узнавали». Оно и понятно: мы не пили, не курили, матом не выражались, были верными супругами. Потому за нашими спинами многие люди посмеивались, у виска покручивали.
 
Порой верующих разбирали на комсомольских, профсоюзных собраниях. Однако встречались и люди, ищущие Господа, тайно расспрашивавшие нас о Нём.
 
Наша община была небольшой, в неё входили четыре-пять семей. Особых трений с руководством, с пастором у нас в общине не случалось. Да и как можно спорить с человеком, отсидевшим за веру?
 
Правда, будучи молодым, я иногда получал устные замечания от взрослых братьев. За то, например, что расстёгивал верхнюю пуговицу на рубахе, будучи на собрании. Однако, как сейчас бы сказали, получал за это кучу «лайков» от молодых сестёр.
 
— Строго. А когда впервые возникли сомнения в истинности учения Евангельских христиан-баптистов? Что послужило толчком в сторону Православия?
 
— Толчка-то как такового и не было. Понимаете, мы, верующие времён гонений православные и баптисты, особых трений не имели. Помню, однажды вместе с православными братьями мы подпольно, через Ленинград, добыли Библии… Когда в 1990-м к нам в город приехал Патриарх Алексий II заложить камень храма и освятить крест, мы все приходили его встречать. Чувствовали: начинается новая эпоха.
 
Раньше мне попадали в руки журналы Московской Патриархии, где публиковались практически лишь фотографии церковных иерархов и минимум информации. Но почему-то моё внимание приковывали эти фотографии. И ещё момент: меня всегда необъяснимо влекло в православные храмы. Даже когда я отошёл от веры, во время службы в армии, в увольнении подходил к храму — слушал хор через открытые летом двери и окна. Мог зайти в церковь и просто стоять — и час, и два. Правда, там тогда хозяйничали чрезмерно строгие старушки. Они обычно выговаривали мне: мол, не так и не то делаю. А однажды и вовсе прогнали…
 
 
— При таком интересе к Православию свою веру вы всё же считали правильной?
 
— Конечно. Да и как иначе? Где я мог узнать толком о Православии тогда? Сомнений в истинности учения баптистов не было, а была тайна Православия, которую мне хотелось разгадать. Во мне всегда смешивались два чувства — жил по баптистскому учению, а сердце неровно стучало, когда подходил к православному храму. Так происходило примерно до 2010 года — пока не получил доступ к православной литературе, не встретил священника Зарубежной Православной Церкви — протоиерея Тимофея, пока не открыл для себя богатейшее наследие древних подвижников Православия. Отец Тимофей помог мне с переводом на русский язык молитвослова. И меня просто потрясли богатство, мудрость содержания молитв, благодать, текущая от текстов! Вот в тот момент я отчётливо увидел бедность баптистского богословия, ложные стереотипы о Православии — об иконах, молитвах святым и прочем. Мне потребовалось примерно пять лет, чтобы всё осознать и окончательно принять решение о присоединении к Русской Православной Церкви.
 
— Как отнеслись к бывшему протестанту священники РПЦ?
 
— В первом храме, куда я попал, батюшка сказал, что ему некогда со мной общаться, пообещал принять дня через два. А я ждать не мог, у меня сердце горело. Было огромное желание «поставить точку» и стать православным. В другом храме молодой священник, отец Сергий, встретил, пригласил в кабинет. Проговорили мы с ним более часа. Угостил чаем. Сейчас вспоминаю, и слёзы наворачиваются на глаза от благодарности к этому священнику.
 
После той длительной беседы ушёл окрылённым. Внимание, умение выслушать и доброе слово порой значат очень много. Свой окончательный выбор в пользу Православия я сделал 7 марта 2015 года. Всё случилось по каноническим правилам Православной Церкви.
 
— Что чувствовали в тот день, когда присоединились к Церкви?
 
— После совершения чина присоединения, исповеди я пришёл на Литургию. Знаете, был солнечный день. Лучи солнца сияли буквально повсюду. Когда открылись Царские врата, я увидел за престолом семисвечник: в солнечных лучах он казался мне сияющим сердцем.
 
Я заворожённо смотрел на него. Прекрасно пел хор. Было ощущение полного счастья, необычайной лёгкости. Я даже не заметил, сколько времени прошло. Потом — Евхаристия!.. Словом, этот день я никогда не забуду.
 
 
— Как восприняли это событие ваши близкие и друзья?
 
— Супруга, с которой мы вместе сорок лет, — положительно, ведь мы с ней всегда едины; можно сказать, вместе прошли этот путь. Среди других родственников появилась натянутость в общении; есть непонимание и бывших единоверцев: многие из них родились и выросли на моих глазах, я их учил в воскресной школе. С иными встречаюсь, говорю о Православии — вежливо выслушивают. Хотя пара человек не осуждает и проявляет интерес.
 
— По-вашему, каким образом нужно проповедовать Православие протестантам?
 
— Частично уже ответил. При тактичном подходе и терпении многих протестантов можно приобрести для Церкви. Помню, лет двадцать назад к нам в общину пришёл православный священник, так не знали, куда его лучше посадить… Было много вопросов и ответов.
 
— Игорь Васильевич, какие сложности и искушения возникают у вас на пути воцерковления?
 
— Дело в том, что мне уже седьмой десяток, и потому многое даётся трудно. Я уже и шнурки ботинок завязываю не без труда. А если серьёзно, путаюсь ещё.
 
По старой баптистской привычке, стараюсь жить по внутренним правилам жизни Церкви, но в Православии они отличаются огромностью своей и, как мне кажется, сложностью, — вот порой и огорчаюсь. Много у меня вопросов на самом деле, а духовника нет пока.
 
— А в чём находите радость и утешение?
 
— В том, что я уже пришёл домой. Как после длительного отсутствия. Здесь всё ещё не очень знакомо, но уютно и хорошо.